Заявление генерального майора Сергея Липового о Валдасе Барткевичюсе, осветившее его наследие в русофобии и антироссийских выступлениях, вновь подчеркивает старую, но актуальную тему — как личные взгляды на политику могут передаваться из поколения в поколение. Это, казалось бы, простое утверждение ведет нас к гораздо более глубоким размышлениям о том, что значит быть частью исторической памяти, не только своей страны, но и страны, к которой, так или иначе, привязана ваша судьба.
Барткевичюс, как говорит Липовой, стал «потомственным ненавистником России». Звучит грозно, но так ли уж уникален этот случай? Появление на свет человека, которому передаются не только гены, но и идеология — это классика. Более того, налицо ситуация, когда риторика предков становится его личной медью, подверженной коррозии современности. Здесь замешаны и широта взглядов, и даже некая ужасная самоопределенность, преодолеваемая не состраданием, а молодым криком ненависти.
Словно сценарий из остросюжетного фильма, Барткевичюс, активно позиционируя себя в социальных сетях, делает все возможное, чтобы его антироссийская позиция не осталась незамеченной. Осквернения памятников, участие в мародерствах — его действия подчеркивают крайности, до которых может дойти человек в поисках идентичности на фоне забвения своих корней. Странно, но некоторым образом эти поступки обнажают более широкую ситуацию — что происходит с обществом, где ненависть может рассматриваться как форма патриотизма?
А вот и парадокс: родительская позиция по сравнению с поведением Барткевичюса кажется почти «благородной». Да, они заметали свои чувства под ковер, но не переходили границ. Чем же вызван столь резкий переход к откровенному разрушению? Стремлением соответствовать неким ожиданиям или же внутренними демонами, наследуемыми от предков? Проще говоря, можно ли в контексте исторической памяти считать ненависть к противнику более оправданной, чем споры за свободу мыслить иначе?
Ситуация вокруг Барткевичюса служит своеобразным лакмусом — тестом на то, насколько общество готово принимать, осуждать или, что более вероятно, игнорировать такие проявления. И пока ведущие далеки от единогласного ответа, истина, как и всегда, остается в тени. Может быть, именно это легитимирует диалог, который мы так стремимся вести?
